Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1870 – 1874
– Вы ранее не замечали странного в поведении помощника бухгалтера Цеханоича?
– Нет, – однозначно и быстро ответил Иоаким Сергеевич.
– Кто первым заподозрил не ладное?
– Карл Фёдорович после того, как вернулся посыльный.
– Кому пришла мысль провести ревизию в хранилище?
– Управляющему, – с удивлением произнёс Аладжанов, – кому же ещё?
– Может быть, кто из служащих высказал это предложение первым?
– Вы меня озадачили, но кому же, кроме управляющему придёт в голову такая мысль, ведь это он несёт ответственность за отделение.
– Значит, Цеханович был хорошим работником?
– Почему был, он и есть, вот увидите, когда пройдёт недоразумение с его, якобы исчезновением, – Иоаким Сергеевич закрыл рот рукой, – вы думаете, что его?
– Нет, – отрезал Миша, – я тоже не хочу предполагать худшее? и мои слова остаются пока только словами.
Аладжанов тяжело вздохнул.
– От сердца отлегло.
– С кем из служащих поддерживал приятельские отношения Цеханович?
– Близких приятельских ни с кем, а вот о Михаиле лучше поговорите с нашим кассиром Александром Александровичем Гмелиным.
Через некоторое время в кабинет вошёл кассир, среднего роста, средних лет, лицо эдакого среднего мужчины, которого встретишь на улице, в ресторации, поездке и не запомнишь. Никаких тебе запоминающихся примет, но это не умаляло, когда Гмелин отворил дверь и без приглашения проследовал к креслу, на которое с какой—то неприсущей маленькому чиновнику уверенностью, сел, откинувшись на спинку.
– Значит, вы, кассир Александр Александрович Гиелин? – Не нашёлся Миша и спросил первое, что пришло в голову.
– Да, меня зовут Александр Александрович Гмелин и я являюсь кассиром сиего заведения, – банковский чиновник небрежно махнул рукой.
– Я предполагаю, что вы слышали о столь печальном событии, происшедшем в банке.
– Слышал.
– Мне сказали, что вы приятельствовали с господином Цехановичем?
– Это наговоры, – Гмелин наклонился вперёд и лицо покрылось красными пятнами, – мы только служили вместе.
– Может быть, меня не правильно информировали…
– Именно, – перебил Мишу кассир, и тут же взял себя в руки, снова откинулся на спинку кресла и даже заложил ногу на ногу.
– Хорошо, что вы можете сказать о Цехановиче?
– Я всегда подозревал, что он совершит что—то подобное.
– Даже так, – бровь Жукова поползла вверх и снова вернулась на место.
– Именно так, – Гмелин говорил натянуто, – что можно ожидать от человека, увлекающегося не только картёжными играми, но и женщинами, – губы скрасила улыбка.
– Вы подозреваете, что помощник бухгалтера проигрался, истратил казённые деньги и сбежал от позора.
– Я допускаю такое развитие событий.
– Вы ведь общались в банке? Что он говорил? Что думал?
– О нет, – отмахнулся Александр Александрович, – такие подробности мне неизвестны, ведь общались мы исключительно по службе.
– Откуда вы знаете о картах и женщинах?
– От… – Гмелин снова покраснел, – так он сам мне жаловался.
– Но вы же только что сказали о малом с ним общении?
– Всё равно говорили же, – пошёл на попятную кассир, – а может быть, кто—то рассказывал, не помню таких подробностей.
– Значит, вы давно подозревали, что Цеханович способен на преступление?
– Не то, чтобы подозревал…
– Вы поставили в известность управляющего?
– Нет, это же только подозрения.
– Но ведь можно было бы избежать самого преступления, если бы вовремя господин Ауер поговорил с Михаилом.
– Ну какое это преступление? Азарт, – Гмелин погладил себя по колену.
– Но теперь господин Цеханович в бегах.
– Я же не отец этому господину, чтобы отвечать за него, – губы кассира скривились.
– Не отец, – покачал головой Миша, – значит, вы характеризуете господина Цехановича, как человека, способного на такой поступок?
– Да.
– Будьте добры, позовите управляющего.
– Я могу быть свободным? – Нескрываемое удивление читалось на лице кассира.
– Да.
– Чем ещё быть могу полезен? – Спросил господин Ауер, проходя к столу и чувствуя себя не в своей тарелке, хотя, именно он, предоставил свой кабинет для допросов.
– Карл Фёдорович, скажите, господин Цеханович был азартным? Играл в карты? Любеобилен?
– Не замечал за Михаилом таких наклонностей, – сморщил лоб управляющий, – то, что деньги не разбрасывал направо и налево, могу сказать в точности, помогал матери, живущей в каком—то уезде. Нет, нет, я за господином Цехановичем не наблюдал.
– Благодарю, – Жуков поднялся, вслед за ним чиновник при полицмейстере, – если возникнут вопросы я могу снова посетить вас?
– Непременно, рад буду ответить, – поднялся с кресла и управляющий, – приезжайте запросто, – и добавил, – мне небезразлична судьба исчезнувшего молодого человека.
– Теперь куда? – Усаживаясь поудобнее в коляску, сказал Иван Александрович.
– На квартиру к исчезнувшему, – пробормотал Миша и опустил голову на руки, скрещенные на рукояти трости.
– Каков фрукт! – С возмущением говорил Деесперов.– как хорошо рядился под порядочного человека! А управляющий тот гусь, наверное, в доле с Цехановичем и так его обеляет!
– Вы заметили, что и господин Аладжанов хорошо отзывается о помощнике бухгалтера так, следуя вашим размышлениям, и он, как говорят в преступных кругах, и он в доле?
– Не знаю, Михаил Силантьич, не знаю, – Иван Александрович смотрел на проплывающие дома, – но всё мне кажется странным.
Миша промолчал.
Двухэтажный деревянный дом выделялся на улице цветом крыши, у всех тёмный, почерневший от дождей и зноя, а этот с яркой красной, словно с небес пролилась весёлая краска.
Столичного сыскного агента принял хозяин дома, господин Грушевский, в домашнем бархатном халате, опоясанном, казалось, тонким шнуром с кистями.
– Здравствуйте, господа? С кем имею честь разговаривать? – Приветствовал Симеон Эдмундович нежданных гостей.
– Михаил Силантьевич Жуков, помощник начальника сыскной полиции Санкт—Петербурга, – отрекомендовался Миша, – а это Иван Александрович Деесперов, чиновник при полицмейстере.
– Далековато вас занесло от столицы, – Грушевский поморщился и посмотрел на забинтованную правую руку, – как я понимаю, вас привело ко мне дело моего жильца, господина Цехановича?
– Совершенно верно, – подтвердил догадку хозяина Жуков, – именно, следствие по его внезапному исчезновению поручено мне вести.
– Не предлагаю присесть, – лицо Грушевского было непроницаемо, но что—то тревожащее мелькало иногда в глазах, – ибо занят делами и не располагаю временем.
– Всего два—три вопроса и, если позволите, хотелось осмотреть комнату, которую занимал господин Цеханович.
– Хорошо, я отвечу на ваши вопросы, только скажите, когда я могу заняться наведением порядка в тех, комнатах, что занимал Михаил. Сами понимаете, что я теряю деньги от того, что не могу сдать их.
– Я думаю, после сегодняшнего осмотра, вы вправе поступать, как вам угодно.
– Рад слышать, прошу за мною.
Помощник кассира Цеханович занимал две комнаты, одна из которых служила спальней, вторая – столовой и кабинетом одновременно.
– Давно ли господин Цеханович проживает у вас?
– С февраля прошлого года,
– Он столовался у вас?
– Я сдавал ему комнаты со столом.
– Каким он был жильцом?
– Спокойным, – Грушевский мельком взглянул на забинтованную руку и сквозь зубы процедил, – я не имел от него особых сложностей.
– К нему приходил кто—либо?
– Не видел, Цеханович, мне казалось, ведёт отшельничью жизнь, – и желваки заиграли на лице.
– Мне говорили, что он – заядлый картёжный игрок и любитель женщин.
– На счёт карт ничего не могу сказать, платил Цеханович исправно, без задержек, а игроки в обычае, то с полным карманом, то с пустым. Нет, не замечал, а женщин здесь не бывало, – он опять сжал губы и добавил, – я бы не потерпел распутства в моём доме.
– Когда вы его видели в последний раз?
– В день исчезновения.
– Он пришёл со службы в возбуждённом состоянии?
– Отнюдь, спокоен, позволил себе пошутить.
– Что было дальше?
– Пошёл в свои комнаты.
– Вы не слышали чего—либо подозрительного? Шума там? Криков?
– Ничего.
– Вы видели, как он уходил в вечер исчезновения?
– Нет.
– Разрешите мне осмотреть комнаты, я не хочу вас отвлекать от дел.
– Смотрите.
Именно, в столовой на полу и на белой скатерти выделялись бурые пятна засохшей крови, складывалось впечатление, что кого—то несколько раз ударили кулаком по лицу. На полу валялось не только скомканное полотенце, которым вытирали, видимо, лицо и руки, но и старые не первой свежести рубашки, нижнее бельё в заплатках, газеты, несколько книг.
